Сто лет и чемодан денег в придачу - Страница 39

Тем временем Сун Мэйлин призывала остановить коммунистов, помешать этому шуту гороховому Мао Цзэдуну отравлять своим политическим ядом провинцию за провинцией и — к изумлению Аллана — заявила, что Чан Кайши в этом деле ровным счетом ничего не смыслит.

— А что у вас с ним вообще за отношения? — поинтересовался Аллан.

Сун Мэйлин отрезала, что всякой срани это не касается. Карлсон прикомандирован к ней президентом Рузвельтом как непосредственный подчиненный и отныне пусть отвечает, только когда к нему обращаются, а в остальное время помалкивает.

Злиться Аллан никогда не злился, он, казалось, вообще на это не был способен, но тут не утерпел и высказался в ответ:

— Последнее, что я слыхал о президенте Рузвельте, — это то, что он умер, а если бы тут что-то изменилось, то в газетах бы написали. Сам я во всем этом участвую только потому, что меня попросил президент Трумэн. Но если мэм и дальше собирается так злобиться, то лучше я плюну на это дело. В Китай можно съездить как-нибудь в другой раз, а мостов я уже понавзрывал столько, что с меня, пожалуй, хватит, и даже лишку будет.

Сун Мэйлин не сталкивалась с тем, чтобы ей перечили, с тех самых пор, как мать попыталась помешать ее свадьбе с буддистом, но это было много лет назад. К тому же матери пришлось потом еще прощения просить — ведь именно этот брак открыл дочери дорогу на самый верх.

А тут Сун Мэйлин пришлось призадуматься. Прежде все американцы дрожали как осиновый лист, стоило ей небрежно упомянуть о своих близких друзьях, мистере и миссис Рузвельт, президентской чете. Ну и как ей теперь прикажете общаться с этим вот человеком, если не так же, как со всеми остальными? Кого ей подсуропил этот балабол Трумэн?

Сун Мэйлин была, разумеется, не из таковских, кто якшается с кем попало, но теперь цель перевешивала принципы. Поэтому Сун Мэйлин сменила тактику.

— Мы же забыли толком поздороваться, — сказала она и протянула руку на европейский манер. — Но лучше поздно, чем никогда!

Аллан был незлопамятен. Он пожал ей руку и улыбнулся снисходительной улыбкой. Однако он вовсе не считал, что поздно — так уж непременно лучше, чем никогда. Вот, скажем, Алланов отец перешел на сторону царя Николая как раз перед самой русской революцией.

~~~

А всего через два дня Аллан вместе с Сун Мэйлин и двумя десятками человек ее личной гвардии вылетел в Лос-Анджелес. Там уже дожидался корабль, чтобы доставить их в Шанхай вместе со всем их динамитом.

Аллан понимал, что на таком маленьком судне вряд ли сумеет избежать общения с Сун Мэйлин в течение всей дороги через Тихий океан, так что не стоит и пытаться. А потому он с благодарностью занял предложенное ему постоянное место за капитанским столом. Преимуществом этого решения стал вкусный ужин, а недостатком — что Аллан и капитан ужинали не вдвоем, а в обществе Сун Мэйлин, которая, судя по всему, не могла говорить ни о чем, кроме политики.

Честно говоря, у этого ужина оказался еще один недостаток, а именно — что в качестве выпивки им подали зеленущий банановый ликер. Аллан, разумеется, принял внутрь и его, но подумал, что впервые в жизни выпил то, что пить в принципе невозможно. Спиртному ведь полагается как можно скорее проскакивать через глотку в желудок, а не липнуть к нёбу.

Но Сун Мэйлин ликер явно нравился, и с каждой новой рюмкой ее бесконечные политические разглагольствования становились все более доверительными.

За время таких ужинов на пути через Тихий океан Аллану поневоле пришлось узнать, например, что этот шут гороховый Мао Цзэдун запросто может победить в гражданской войне, и главным образом потому, что Чан Кайши, супруг Сун Мэйлин, — никудышный командующий. К тому же теперь он как раз ведет мирные переговоры с Мао Цзэдуном в южнокитайском городе Чунцин. Нет, представляете, какой идиотизм? Вести переговоры с коммунистом! И куда, вообще говоря, заведут такие переговоры, если не в тупик?

Сун Мэйлин не сомневалась, что переговоры провалятся. К тому же, по донесениям ее разведки, значительная часть коммунистической армии стоит в непроходимой горной местности в провинции Сычуань в ожидании руководителя Мао. Отборные агенты Сун Мэйлин считали, как и она сама, что шут гороховый и его армия намерены отправиться в подлый пропагандистский поход через всю страну на северо-восток, к Шэньси и Хэнаню.

Аллан старался помалкивать, чтобы очередное вечернее политическое обозрение не затянулось сверх необходимого, но безнадежно учтивый капитан задавал Сун Мэйлин вопрос за вопросом и подливал и подливал ей сладкой зеленой банановой жижи.

Например, капитану хотелось узнать: чем, собственно, так опасен Мао Цзэдун? У Гоминьдана ведь США за спиной, да и явное, насколько капитан может судить, военное превосходство.

Этим вопросом капитан продлил вечернюю пытку на целый час. Сун Мэйлин объяснила, что у нее не муж, а недоразумение: ума, харизмы и лидерских качеств у него примерно столько же, сколько у дойной коровы. Чан Кайши совершенно напрасно вбил себе в голову, будто все дело в том, кто контролирует города.

Задача Сун Мэйлин вместе с Алланом и частью собственной гвардии вовсе не воевать с Мао — разве это вообще возможно? Двадцать плохо вооруженных мужчин, ну двадцать один, если с мистером Карлсоном, против целой армии искусного противника в гористой Сычуани… нет, не самое веселое занятие.

Их маленький план состоял в другом: чтобы на первом этапе снизить мобильность шута горохового, по возможности затруднив передвижение коммунистической армии. А на следующем этапе — втолковать ее горе-муженьку: пусть воспользуется шансом и ведет свои войска и в деревню тоже, убеждая китайцев, что Гоминьдан им нужен для защиты от коммунистов, а не наоборот. Сун Мэйлин, как и шут гороховый, уже поняла то, что Чан Кайши до сих пор отказывался осознать, а именно — что значительно проще быть вождем народа, когда народ на твоей стороне.