Сто лет и чемодан денег в придачу - Страница 101

101

— Но прочитав о пропавшем, возможно похищенном, столетнем мужчине, о «Never Again» и «воре в законе» Юлиусе Юнсоне, почему было не обратиться в полицию?

— О, такая мысль у меня была. Но когда я обсудил это дело с Алланом и Юлиусом, то понял, что номер не пройдет. Юлиус сказал, что принципиально не общается с полицией, а Аллан сбежал из интерната и совсем не хотел, чтобы его вернули обратно к сестре Алис только потому, что газеты и телевидение все поняли с точностью до наоборот.

— Ты правда принципиально не общаешься с полицией? — обратился прокурор Ранелид к Юлиусу Юнсону.

— Ну да, в общем-то. Просто мне по жизни что-то не везет с представителями этой профессии. Хотя для ее более симпатичных представителей, как, например, господин комиссар Аронсон вчера или тем более господин прокурор сегодня, я только рад сделать исключение. Подлить кофейку господину прокурору?

Да, кофе прокурору, конечно, не повредит. Сейчас важно собраться с мыслями и попытаться извлечь из этой беседы хоть какое-то рациональное зерно, чтобы в три часа дня предъявить СМИ если не правду, то что-то более-менее правдоподобное.

Однако оставлять Бенни Юнгберга в покое прокурор не собирался:

— А что же ты не позвонил тогда твоему приятелю Перу-Гуннару Ердину? Ты же понимал, что он прочел о тебе в газете?

— Я подумал, что ни до полиции, ни до прокуратуры еще не дошло, что Пер-Гуннар встретил Иисуса, а значит, его телефон по-прежнему прослушивается. Я ведь прав, господин прокурор?

Прокурор неопределенно промычал в ответ и что-то черкнул на листке, пожалев, что упустил эту подробность, распинаясь тогда перед журналистами, — ну да что сделано, то сделано. И он продолжил, теперь обратившись к Перу-Гуннару Ердину:

— Господин Ердин, как я понимаю, знал, где находятся Аллан Карлсон и его друзья. А откуда взялись такие сведения?

— К несчастью, этого мы никогда не узнаем. Эту информацию мой коллега Хлам Хюльтэн унес с собой в могилу. Или, вернее, на автомобильную свалку.

— А в чем именно она состояла, в таком случае?

— Будто Аллана, Бенни и его подругу кто-то видел в смоландском Роттне. Какой-нибудь Хламов знакомый, наверное. Мне-то важнее была информация как таковая. Я знал, что Беннина подруга живет в Смоланде и что она рыжая. И дал приказ Хламу отправиться в это местечко и караулить возле супермаркета. Человек ведь без еды не живет…

— И Хлам ответил — да ради бога, я все сделаю?

— Нуу, тут господин прокурор маху дал. О Хламе можно много чего сказать, но верующим он не был никогда. Он чуть ли не больше чем Болт возмущался насчет нового направления работы нашего клуба. Говорил даже, будто поедет в Россию или в Прибалтику и займется наркобизнесом — просто ужас какой-то, а, господин прокурор? Нет, ну как так можно…

Прокурор взглянул на Пера-Гуннара Ердина недоверчиво:

— Мы располагаем магнитофонной записью, той самой, на которую только что намекнул Бенни Юнгберг. На ней ты называешь Гуниллу Бьёрклунд «старухой», а чуть позже в разговоре еще и ругаешься. Интересно, как все это понравится Господу?

— О, Господь незлопамятен и скор на прощение, это господин прокурор сам увидит, как только откроет книжку, которую только что получил.

— «Кому простите грехи, тому простятся», говорит Иисус, — вставил Буссе.

— Евангелие от Иоанна? — уточнил комиссар Аронсон, которому после нескольких часов вчерашнего сидения в углу гостиничного бара цитата показалась знакомой.

— Ты Библию, что ли, читаешь? — изумился прокурор Ранелид.

Комиссар Аронсон в ответ лишь кротко улыбнулся прокурору Ранелиду. Пер-Гуннар продолжал:

— Я предпочитал вести разговор в прежнем тоне, как Хлам привык; я думал, так он скорее меня послушается, — объяснил Пер-Гуннар Ердин.

— И что — послушался?

— И да, и нет. Я не хотел, чтобы он показывался на глаза Аллану, Юлиусу, Бенни и его подруге, поскольку подумал, что его беспардонное поведение может их покоробить.

— Так оно и было, — вставила Прекрасная.

— Как именно? — заинтересовался прокурор Ранелид.

— Ну, он ввалился ко мне во двор, табак за губой, ругается, требует спиртного… Я многое могу вытерпеть, но не выношу, когда человек нечистого поминает через каждое слово.

Комиссар Аронсон чуть булочкой не подавился. Вчера на террасе сама Прекрасная чертыхалась практически непрерывно. Но Аронсон все больше ощущал, что ни за что не станет лезть со своей правдой в эту сборную солянку. Она и так хороша! Прекрасная продолжала:

— Я почти уверена, что он был уже пьян, когда появился — а появился он на машине, представляете? А потом вышел и идет, пистолетом размахивает, хвастает: заведу я, мол, свой наркобизнес в… в Риге, кажется, так он сказал. Но тут я как заору на него, уж признаюсь господину прокурору, как заору: «Чтобы никакого оружия у меня в усадьбе!», и ему пришлось положить пистолет на террасу. Не удивлюсь, если он его там и оставил лежать, когда наконец убрался оттуда. Я таких злобных и неприятных людей в жизни не встречала…

— Может, это он из-за Библий так разошелся, — предположил Аллан. — От религии люди легко выходят из себя. Как-то, когда я был в Тегеране…

— В Тегеране? — снова не удержался прокурор.

— Да, давненько только. Тогда там было все спокойно, как выразился Черчилль, когда мы с ним оттуда улетали.

— Черчилль? — переспросил прокурор.

— Да, английский премьер-министр. Или тогда он уже не был премьер-министром, это он до того был премьер-министром. И после того, на самом деле, тоже.

101